В Германии любят праздники. Здесь много «Красных дней календаря». И, надо отдать немцам должное: сбросив с повседневной одеждой напряжение трудовых будней, они охотно погружаются в праздничный настрой. Причем, для этого им совсем не обязательно забыться за рюмкой шнапса. Сама атмосфера всеобщего веселья заражает и увлекает всех. Глядя на то, как они проникаются происходящим, не стесняясь проявить свои чувства на людях, невольно сравниваешь это с нашей советской торжественной зашоренностью и официозом. Вы участвовали когда-нибудь в первомайских народных шествиях? Помните, как это было? Распорядитель хорошо поставленным голосом, несколько охрипший от напряжения ответственного момента, вещает в мегафон: «Колонна завода им. Кой-кого пойдет направо, психбольница № 6 – строго за ней. Где знаменосец? Как вы держите плакат? Назад, назад! Сейчас не ваша очередь!»…
Германия уже давно стала страной мульти-культи, как теперь модно говорить. Почти все иммигранты имеют свои национальные землячества: турецкие, греческие, итальянские, марокканские, сербские, русские. Чтобы их объединить, благотворительные, религиозные и общественные организации часто проводят межкультурные встречи, фестивали, вечера.
После сумасшедшего ритма родной Москвы мы не захотели долго купаться в благодушном болоте ничего-неделанья и очень быстро нашли для себя занятие – общественно-полезную работу: помогали таким же переселенцам, как мы, прижиться в новой обстановке. Возможностей для занятий подобной деятельностью здесь предостаточно. Для этого, как правило, создаются специальные проекты, в которых любой желающий может принять участие.
Как-то руководительница Дюссельдорфского отделения всегерманской организации AWO, молодая энергичная женщина, пригласила нас поучаствовать в празднике микрорайона. Вообще, праздники квартала или улицы, то есть, мероприятия местного масштаба, очень распространены в стране. Не знаю, почему так получилось: то ли она взялась за слишком многое и не рассчитала свои силы, то ли забыла, что мы – новички в подобных делах, но лишь вечером накануне назначенной даты мы узнали, что от нас хотят устроители. Оказалось, что каждому землячеству следует подготовить что-нибудь особенное: например, блюда русской кухни, фольклорные хоры или пляски под балалайку, балаганное кукольное выступление Петрушки – в общем, нечто исключительно советско-российское. Сразу же отбросив всю культурную часть – на это уже не оставалось времени, мы спешно начали готовить съестное. Что? Блины и пельмени. Кто-то робко предложил еще окрошку – в русском магазине продается некое подобие нашего кваса – но эта идея не прошла по техническим причинам: как кормить желающих? Ведь надо иметь не просто одноразовые картонные тарелки, а миски. И как все это принести? Нужны большие кастрюли, половники.
Когда после бессонной ночи, проведенной у плиты, мы приехали на место предстоящего торжества, то выяснилось, что у всех общин уже есть давно закрепленные участки, а мы получили пару столиков на отшибе, куда посетители почти не доходили, переполненные впечатлениями и насладившиеся национальными деликатесами «конкурентов».
Мы робко разложили всю снедь по тарелкам и, томясь около «наших» столов, с грустью наблюдали за происходящим.
Откуда-то издалека ветер доносил до нас потрясающие запахи свежих блюд: это кашеварили и наперебой расхваливали свои кулинарные творения турецкие и греческие поварихи. В центре, на импровизированной сцене, одетые в яркие костюмчики, лихо отплясывали марокканские ребятишки. Возле них, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стояли, ожидая команды «На выход!» итальянские музыканты.
«Ну, ничего», – нарочито бодро проговорил мой муж, – «это нормально». «Первый блин комом. Давайте будем учиться, а вот уже в следующем году мы себя покажем». Все уныло согласились с ним. Слова правильные, но все равно – за державу обидно. Ведь мы – не просто горстка людей, пришедшая принять участие в данном мероприятии для галочки в отчете. Мы представляли огромную страну с удивительно многогранной культурой, с уходящими вглубь истории традициями, с прекрасной кухней, наконец. И такой провал!
«Я чой-то не пойму, а где наши-то?» – услышала я где-то совсем рядом очень знакомый голос. «А что, наших не позвали? Не может быть! Ищи, Катюха, должны быть где-то наши».
Представьте себе, как будто сквозь площадь, запруженную народом, проехал бульдозер или прошел слон. Такую же просеку из расступившихся людей образовали решительно направлявшиеся к нам две женщины, постарше и помоложе.
Ба, да это же Амалия собственной персоной. А за ней ее дочь Катя. Ну, теперь будет весело! Не могу удержаться, чтобы не познакомить вас с этой удивительной женщиной.
Амалия Байер, переселенка из глубинки Казахстана, была очень известной личностью в Дюссельдорфе. Где бы она ни появлялась, к ней как к магниту притягивало народ. У нее были необыкновенные природные способности массовика-затейника. Не красавица и не первой молодости, она, «трижды вдова Советского Союза», как окрестили ее еще дома, не знала отбоя от поклонников всех возрастов и национальностей. Так как односельчан Амалии, переселившихся сюда из немецкой деревни, в нашем городе оказалось немало, мы узнали непростую, полную взлетов и падений, историю ее жизни.
Малька – так звали ее домашние и соседи. Этот сокращенный вариант торжественного и старинного немецкого имени Амалия совершенно не подходил маленькой, коренастой, ширококостной, круглолицей, плотно сбитой женщине с грубоватыми чертами лица и роскошными густыми каштановыми волосами.
Пятый ребенок в многодетной семье немцев, не по своей воле оказавшихся в казахских степях, Амалия рано начала трудовую деятельность. Кем она только ни была: и дояркой, и стряпухой, и продавцом, и заведующей садиком, и даже трактористкой. Малька-тракторист – еще одно прозвище этой неугомонной женщины. Похоронив одного за другим трех мужей – ни один представитель сильного пола не выдерживал ее жизненной энергии и напора, – произведя на свет шестерых детей – пятерых девочек, удивительно похожих на мать, и единственного сына, цыганенка-Ромку – «от заезжего молодца», как поговаривали завистливые к чужому женскому счастью соседки, она в самые тяжелые годы не теряла стойкости и оптимизма, заражая этим всех вокруг. Когда дети повзрослели, оперились и разлетелись из родного гнезда, Амалия, одна из последних в деревне, собралась в дорогу – на ПМЖ в Германию. Лишь последыш Катюха, Катарина, как теперь ее называют на немецкий манер, розовощекая крепкая девушка – единственный родной человечек, открывала вместе с матерью новую городскую страницу жизни Амалии Байер.
Несмотря на предпенсионный возраст, Амалия не почивала на лаврах, противопоставляя заслуженному отдыху с хорошей пенсией активную жизненную позицию. Она – и жнец, и швец, и на дуде игрец: иначе говоря, певунья, плясунья и «игрунья» на многих музыкальных инструментах, бросила клич присоединяться к ней своим односельчанам (затем к ним примкнули и другие) и организовала народный ансамбль. Исполняемые ими песни пришлись по душе не только нашему брату-эмигранту, но и местным немцам. Группу Амалии нарасхват приглашали в гости землячества русских немцев в других городах.
Увидев нас, Амалия радостно выдохнула: «Говорила я тебе, Катька, что не могло такого быть, чтобы наших сюда не пригласили».
«А чой-то вы тут за околицей? Надо было поближе к центру квартироваться. Здесь вас найти мудрено-то», – упрекала она нас своим зычным командирским голосом. Посмотрев на наш более чем скромный ассортимент блюд, скукоживающийся и ссыхающийся на паре-тройке тарелочек с надписями латинскими буквами «Русские пирόги» и «Сибирские пельмени», Малька сразу оценила ситуацию и, повернувшись к дочери, сказала: «Так, дочура, быстро к нашим в общагу. Посмотри, кто есть на месте. Да не стесняйся, стучи во все двери. Скажи – очень надо. Пусть тащут из дома все, что найдут. Особенно выпечку, кашу гречневую, салаты там разные, холодец. Да, не забудь про селедку. Только не немецкую, нашу, с лучком, с маслицем подсолнечным. И картошка в мундире – самое оно. И быстро – одна нога здесь, другая там. Постой, пусть еще посуду захватят: ложки там, вилки всякие».
«Не боись, ребята», – обратилась она к нам, пытавшимся что-то возразить. «Успеем. Бабоньки быстро принесут что поесть-попить. Велосипед у кого есть из вас?» Мы, переглядываясь, отрицательно закачали головами. «Эх, интеллигенты городские! Все на автобусах, на трамваях. Ладно, займу у кого-нибудь». Она решительно пошла к выходу, где у стойки стояло много велосипедов всех цветов и фасонов, выбрала самый крепкий и, громко показывая на машину, стала искать владельца среди сидящих рядом за столами, вкушающих горячие турецкие кебабы, греческие хортопиты (пироги с травами) и гирос, и итальянскую пасту. Через пару минут она, жестами договорившись о прокате велосипеда, уже отъезжала от места праздника.
Спустя полчаса, запыхавшаяся с раскрасневшимся потным лицом, Амалия уже стояла возле нашего пристанища, держа наготове вынутый из футляра баян. Вытащенные из дома Катей Байер хозяйки суетились у столов, раскладывая принесенные из дома с пылу, с жару снадобья. К счастью, здесь прекрасно сработал принцип «рояля в кустах»: по иронии судьбы, в конце улицы находились два общежития, в которых жили эмигранты – немцы, евреи, украинцы, русские – выходцы из бывшего СССР. Мужчины, наспех надевшие тренировочные костюмы, вереницей тянулись сюда с кастрюлями и мебелью: складными столами и стульями – места на наших двух столиках катастрофически не хватало. Катя, держа в руках сразу несколько мобильных телефонов, названивала участникам маминого ансамбля, и диктовала адрес, объясняя с нашей подачи, как быстрее и лучше добраться сюда.
«Все это, конечно, хорошо», – тихо, почти про себя, стараясь, чтобы Амалия и ее помощники не услышали, сказал мой муж, – «но все уже наелись, напились, скоро по домам начнут расходиться. Им уже не до нас». И тут Амалия, встряхнув головой, отчего ее волосы волной рассыпались по плечам, растянула меха баяна и запела, кивками головы приглашая нас поддержать ее: «Под сосною, под зеленою, спать положите вы меня…»
Ее сильный чистый голос заставил прочий народ оторваться от трапезы и искать глазами место, откуда доносится это пение. Точно попав в цель «Калинкой», известной теперь во всем мире, Малька перешла к припеву, который люди, собирающиеся вокруг баянистки, стали робко подхватывать: «Калинка, калинка, калинка моя…» Игравшие в стороне после успешного выступления марокканские дети начали приплясывать, смешно хлопая себя по бокам в такт музыке. А в это время сквозь толпу со всех сторон стали подходить участники ансамбля, уже на ходу подпевая солистке: «…в саду ягода малинка, малинка моя, эх!…»
Когда песня была спета, зрители громко зааплодировали и одобрительно засвистели. Не дав им возможности разойтись, Амалия начала играть песню «Валенки» из репертуара Лидии Руслановой, причем в ее голосе сразу же зазвучали переливчатые нотки народного пения замечательной русской артистки: «Валенки, да валенки-и, ой, да не подшиты, стареньки…». Эту песню слушатели не знали, но также встретили ее бурными овациями.
После того, как ансамбль исполнил еще пару песен, Амалия, подойдя к уставленным яствами столам, широким жестом пригласила гостей отведать русского угощения. Видя, что народ не активен, она взяла несколько пирожков и просто раздала тем, кто стоял впереди. Выпечка понравилась, и люди, расспрашивая нас, «что это, а из чего то», сначала осторожно пробуя, затем одобрительно кивая и причмокивая, стали раскупать все подряд. А Малька-тракторист, видя, как бойко пошло дело, перешла к совсем народному пению: к частушкам. Не стану по этическом соображениям приводить здесь все, что она с подругами пела. Слушая некоторые куплеты, мы вздрагивали и озирались по сторонам, но, к счастью, не понимающий смысла разнонациональный люд веселился от души:
Я по милому скучаю —
Выпиваю чашку чаю.
А когда скучает он,
Хлещет, сволочь, самогон.
Мою Дашу только тронь —
Вся пылает, как огонь!
Потому я с ней в стогу
Обниматься не могу.
Созревают помидоры
И другие овощи.
Бабы – дуры, бабы – дуры.
А мужчины – сволочи.
— Дорогая, дай мне гроши,
Я пойду куплю винца.
— Ты и так уже хороший –
Всё икаешь без конца.
Я купила макароны,
Думала – вкуснятина.
Оказалось – от запора
Средство замечательно.
По ходу пения солистка и участницы, пританцовывая, вытаскивали из плотного кольца зрителей – мужчин и женщин – и заставляли их присоединяться к ним. Детишки сами впрыгивали в круг и, прихлопывая и притоптывая в такт музыке, подпевали что-то на своих языках. Это было удивительное, неповторимое зрелище всеобщего ликования и радости. И никого не волновало, что слушающие и танцующие люди не понимают ни одного слова из песен, что им трудно общаться: немецкий знают далеко не все, а русский и подавно. Общий настрой раскованности и безудержного веселья воедино связал представителей разных национальностей. Благодаря Амалии, ее хористам, жильцам русского общежития, они увидели Россию в миниатюре, приобщились к нашим народным традициям и культуре. И в этот момент никто не думал о том, что нас что-то разъединяет, порой, делает чужими и чуждыми друг другу. Как хотелось бы, чтобы так было всегда.
(+11 популярность)
Загрузка...